До сих пор не понимаю, зачем я сюда еду, но последние 21 час я провела в дороге, ровно как и предстоящие 12. От чего бегу, куда и к кому, не понимаю, но часу на пятнадцатом уже словила мысль о том, что я слишком стара для этого дерьма.

Москва вцепилась в меня мёртвой хваткой и не хотела отпускать: иначе я не могу обьяснить тот факт, что самолёт с Аннушкой во чреве сначала чинили от auxiliary power unit failure (за четыре попытки перезапустить перед взлётом систему начался почти что бунт на корабле: половина пассажиров начали вопить, что на этой рухляди не полетят; очаровательная сцена), а потом, когда всё-таки дочинили, циклон дошёл до Шереметьево, и привет, ещё полчаса анабиоза на взлётной полосе без разрешения диспетчеров. Про адовую турбулентность я вообще молчу, а моя пассивная аэрофобия попискивает в уголке.

Калининград — не Кёнигсберг, а именно Калининград. Подобные места, где на место одной культуры пришла другая и всё испортила, всегда вызывают у меня безмолвную тихую злобу на собственную кровь.

А в Гданьске тепло, уютно и пахнёт любовью и солёным ветром с моря.

Мимо мелькают фонари, я еду в четвёртый за сутки город, и я всё ещё не могу себе обьяснить, за каким чёртом я прусь в эту Вислу за тридевять земель. Но, кажется, будет интересно — у меня иначе не бывает.